Последние, по наименованиям, от администрации города Владивостока.
Лейтенант, летчик Тихоокеанского флота.
Георгий Ильяшенко родился 1 мая 1918 г. в селе Воронцово-Александровское (Зеленокумск) Ставропольского края. После окончания средней школы работал киномехаником и учился в Грозненском аэроклубе. Получил звание пилота-инструктора.
В 1939 г. направлен в военно-морское авиационное училище. Член КПСС. Накануне Великой Отечественной войны лейтенант Г.Д. Ильяшенко прибыл на Тихоокеанский флот в авиадивизию ночных дальних бомбардировщиков. В составе этой дивизии принял участие в боевых действиях против японских империалистов. Проявил отвагу, мужество и геройство.
14 сентября 1945 г. удостоен звания Героя Советского Союза.
В ночь на 9 августа 1945 г. полк подняли по тревоге: началась война на Дальнем Востоке.
В час ночи эскадрилья находилась уже в воздухе. Она ушла на боевое задание не первой. Около двух часов, задолго до подхода к точке бомбометания, лейтенант Ильяшенко увидел прямо по курсу большие очаги пожаров и огненные всплески разрывов авиационных бомб. То бомбили порт Расин экипажи самолетов третьей эскадрильи, ушедшей с аэродрома ранее.
Задача для всех была одна: уничтожить портовые сооружения и склады, находящиеся в порту Расин. Зарево нарастало. Это свидетельствовало о том, что товарищи по полку уже сделали свое, несмотря на ожесточенное противодействие вражеских зенитчиков. Ночное небо над портом кипело в разрывах зенитных снарядов.
Все это видел летчик. Штурман был поглощен расчетами. Время выходить на боевой курс. Мощный заградительный огонь. По одному самолету одновременно действуют до пятидесяти стволов зенитных орудий. Штурману нужна всего одна минута, чтобы прицельно сбросить бомбы. Но как тягуча эта минута, когда самолет находится в центре зенитного огня!
Борис Полунов мог быть доволен собой и командиром - сработали что надо! Боевого настроения у экипажа не омрачила и вынужденная посадка на соседний аэродром, так как свой оказался закрытый туманом. Утром доклад штурмана подтвердился разведывательными данными: экипаж лейтенанта Ильяшенко потопил транспорт противника водоизмещением 8000 тонн.
Десятого августа на бомбежку Расина вылетели перед наступлением темноты. Бомбили порт в сумерках, выходя на цель не поодиночке, а звеньями. Ведущим был капитан Пушков, правый ведомый - лейтенант Кузьмичев, левый - лейтенант Ильяшенко.
Уже более суток Расинский порт находился почти под непрерывным воздействием нашей авиации. Его бомбил не один полк. Превосходно действовали флотские штурмовики, стремясь подавить вражескую противовоздушную оборону. Но она оживала, как только в небе появлялись советские самолеты.
Как и накануне ночью, зенитный заградительный огонь был очень плотный. Сумерки внизу сгущались, но небо еще подсвечивалось лучами зашедшего за горизонт солнца. Отражение света падало на бухту и порт. Ильяшенко увидел три транспорта, стоявшие у причалов. На них и выводил свое звено капитан Пушков.
"Девяносто градусов, - прикинул лейтенант Ильяшенко, - наименее выгодные курсовые углы для бомбометания по транспортам". Видя, что в воздухе нет вражеских истребителей, лейтенант отвалил в левую сторону и вышел на цель под курсовыми в сорок пять градусов. Штурман быстро произвел необходимые расчеты и сбросил три бомбы. Видимость еще позволяла наблюдать за результатами бомбометания. Первая упала с недолетом, вторая тоже, а третья точно угодила под передний транспорт. От взрывной волны огромный морской пароход в какое-то мгновение перевернулся днищем вверх.
- Оверкиль! - возбужденно-радостно доложил командиру Борис Полунов. - Брюхом кверху!...
Второй вылет - второй транспорт! Эта победа еще больше окрылила экипаж. Поздравления командования, друзей еще сильнее будоражили чувства летчиков.
Разведка доносила: наблюдается усиленное движение транспортных судов из северных портов на юг Кореи. 11 августа перед торпедоносцами поставили задачу: выйти наперехват уходящим в южном направлении кораблям противника. С аэродрома поднялось девять самолетов. Десятый, возглавляемый капитаном Василенко, должен был фотографировать результаты работы девятки.
Примерно в 150 километрах от границы лейтенант Ильяшенко заметил несколько транспортов, идущих под прикрытием берега. Шли они не караваном, а поодиночке. Выбрав самый крупный из них, летчик передал на ведущий самолет:
- Справа у берега вижу транспорт...
- Звену капитана Пушкова атаковать! - поступила команда.
Звено приготовилось к атаке. Дымзавесчики прикрыли атакующие самолеты. Между транспортом и торпедоносцами встала непроницаемая молочного цвета стена дыма. Она позволяла скрытно сблизиться с целью. Но у дымзавесы была и отрицательная сторона: торпедоносцы, летящие над морем на высоте 15 - 20 метров, не могли видеть, что делает транспорт. Лейтенант Ильяшенко приподнял машину на пятидесятиметровую высоту и из-за кромки дымзавесы стал наблюдать за действиями транспорта. Им управлял бывалый капитан. Определив, с какой стороны ему грозит опасность, он резким разворотом влево поставил корабль на нулевые курсовые углы по отношению к торпедоносцам. Это самые невыгодные углы для сбрасывания торпед, и вероятное попадание в цель сводится до минимума.
Не зная о маневре транспорта, капитан Пушков и лейтенант Кузьмичев продолжали идти в атаку. Вынырнув из дымзавесы, оба самолета сбросили торпеды, несмотря на зенитный огонь, открытый с транспорта. Лейтенант Ильяшенко отвернул левее и тоже устремился к транспорту. Две ранее выпущенные торпеды сковали дальнейшее маневрирование транспорта и позволили третьему торпедоносцу выйти в атаку под курсовыми, близкими к девяноста градусам.
На изменение обстановки вражеские зенитчики реагировали молниеносно. Понимая, что самолеты, сбросившие торпеды, теперь уже не опасны, они перенесли всем бортом зенитный огонь на третий торпедоносец.
Комендоры метко стреляли. Лейтенант Ильяшенко почувствовал сильные удары по самолету.
- Товарищ командир, - доложил стрелок Сазонов, - два попадания в правый бензобак!...
Не злость - ярость охватила командира. Он твердо решил потопить транспорт врага, чего бы это ни стоило. Приняв на себя всю мощь зенитного огня, он рванулся к цели на предельно близкую дистанцию, чтобы нанести удар наверняка. Когда до противника оставалось не более 350 - 400 метров, Ильяшенко дал команду штурману:
- Бросай!
Торпеда устремилась на цель. Левым отворотом, резким броском вверх и вниз командир вывел самолет из атаки. Одновременно этим маневром Ильяшенко надеялся погасить пламя на своем самолете. Этого надо было обязательно добиться еще и потому, что на борту находились баки - баллоны с газом. Но при отрыве от транспорта торпедоносец получил еще два попадания в тот же правый бензобак.
Пожар усилился. Теперь о спасении машины не могло быть и речи. Надо сделать все, чтобы спасти экипаж. С этой целью лейтенант Ильяшенко попытался протянуть на горящем самолете как можно дальше - в открытое море. Здесь, у береговой черты, они были бы в руках врага. Спастись можно было только в открытом море. Командир корабля знал о том, что где-то в этом районе на позициях стоят наши подводные лодки. Время от времени они всплывают под перископ, и, если благополучно приводнить машину, можно рассчитывать на помощь подводников.
Подходя уже к кромке дымзавесы, Ильяшенко оглянулся в сторону берега. Сделать это ему будто кто-то подсказал - именно в этот миг над транспортом взметнулся огненно-черный столб, и морское судно, как спичка, переломилось и пошло на дно. Самолет проскочил дымзавесу, и берег скрылся за дымовой стеной.
Минуты через две стрелок кивком головы показал командиру на правый борт. Параллельным курсом, совсем близко шел торпедоносец Пушкова. Расстояние было столь маленьким, что Ильяшенко переполошился: в случае взрыва мог погибнуть и экипаж командира звена. Знаками лейтенант потребовал, чтобы тот удалился в сторону. Пушков понял предостережение и отвел свой самолет метров на 250 - 300.
Берег остался позади километрах в сорока. Тяжелая машина, распуская за собой длинный черный шлейф дыма, уходила в море над самой поверхностью воды - в метре-полутора от водяной глади. Ильяшенко управлял машиной до последней возможности - пока вовсе не выгорела плоскость с бензобаком.
Крутой кивок самолета вправо. Значит, перегорела тяга элеронов правой плоскости. "Пора", - подумал летчик и штурвалом от себя и уборкой газа левого мотора аккуратно посадил самолет на воду.
Он открыл фонарь пилотской кабины и вскочил ногами на сиденье. Пламя охватило его со всех сторон, и он опустился на сиденье с зажмуренными глазами. Открыв веки, он ничего не увидел. Он не видел даже приборной доски, которая была перед самым лицом. Ильяшенко с отчаянием подумал, что огонь повредил глаза и теперь он лишился зрения.
Отчаяние - плохой помощник в беде! "Сорок секунд", - вспомнил летчик. Не более сорока секунд может продержаться самолет на плаву... Ничего не видя, Ильяшенко собрался в комок и вывернулся из кабины на уцелевшую плоскость и на ощупь пополз на конец крыла.
С моря дохнуло свежим воздухом, и этот чистый, пахучий морской воздух, без горькой примеси горящих бензина и краски, охладил возбуждение пилота. Он подумал об экипаже и крикнул в пустоту:
- Штурман, где вы?
- Мы здесь, товарищ командир, - послышался со стороны голос Полунова. - Мы все здесь. Бросайтесь в воду! Самолет тонет...
Ильяшенко оттолкнулся от крыла и с головой погрузился в море. А когда он вынырнул и машинально смахнул с лица соленую воду, глаза прозрели. На том месте, где только что был самолет, покачивались в водовороте язычки огня. То догорали остатки разлившегося бензина. Невдалеке плавали остальные члены экипажа. На них были спасательные жилеты. Надувная шлюпка осталась в самолете.
Море. Кругом соленая вода. А над морем, над пустынной теплой гладью - небо, бирюзовый простор. И они все четверо - штурман, радист, стрелок и он, командир, - все вместе. Все это он видит - глаза видят!..
О большем он не успел подумать - очередь из крупнокалиберного пулемета и звук мотора заставили его посмотреть в воздух. Стреляли с самолета капитана Пушкова, чтобы привлечь к себе внимание. Командир звена зашел со стороны, а поравнявшись с экипажем погибшего торпедоносца, сбросил свою спасательную шлюпку. К ней сразу же устремились штурман, радист и стрелок. Капитан Пушков не торопился покидать боевых друзей. Сверху ему было видно, как Полунов и товарищи устроились в сброшенной шлюпке. Только после этого командир звена направил свой самолет в сторону границы.
Теперь времени было сколько угодно, и Ильяшенко придирчиво проанализировал все свои действия. Ни себя, ни подчиненных он не мог ни в чем упрекнуть - торпедная атака была проведена мастерски. И решение увести горящий самолет подальше в море - тоже единственно правильное. Удачное приводнение и спасение экипажа - большего не мог бы сделать никто.
Положение, в каком оказался экипаж, незавидное, но Ильяшенко не сомневался в том, что друзья не оставят их в беде. И как бы в подтверждение своих мыслей он увидел группу самолетов, приближавшуюся с севера. Девятка тяжелых машин с торпедами пронеслась прямо над спасательными шлюпками, покачав в знак приветствия крыльями. Минут через пятнадцать - двадцать с того направления, куда ушли торпедоносцы, послышалась пулеметно-пушечная стрельба и взрывы торпед. Девятка не задержалась в море. Вскоре самолеты вернулись. Один из них отвалил от строя и прошел опять над шлюпками, покачав крыльями. Только месяц спустя Ильяшенко узнал, что пилотировал тот самолет гвардии майор Попович, что это он приказал своему экипажу сбросить бортпаек, который при ударе о воду, к сожалению, разбился и затонул, так что им не довелось воспользоваться.
После долгих мытарств экипаж вернулся на родину. А здесь их уже считали погибшими.
В. Королев
topovl.ru :. Золотые звёзды тихоокеанцев :. Ильяшенко Георгий Данилович (Золотые звёзды тихоокеанцев)